– Джузеппе, а если это все-таки Хабермайер? – спросил на другое утро Флеминг, входя в спальню господина Романо.
– Насколько я помню, мы с тобой рассматривали подобный вариант, и ты сказал, что тевтонец слишком заметная фигура. Помнишь?
– Помню, но… имеет человек право передумать или нет? Он явился сюда неспроста, он тоже охотится за вашим
– Но зачем? – вскричал господин Романо. – Зачем Хабермайеру перебегать мне дорогу? Зачем ему грабить музеи, моих друзей и незнакомых арабских шейхов? Зачем ему карта Персидского залива?
Флеминг задумался. Наконец признал:
– Не знаю, Джузеппе. Возможно, есть некая цель, неизвестная нам. Что мы вообще знаем о магах? Об их логике? Образе мышления?
– Тут вопрос даже не логики, а целесообразности, – заметил господин Романо. – А что, если… Послушай, Грэдди, а давай пригласим его сюда и заставим выложить карты на стол!
– Как можно заставить Хабермайера выложить карты на стол? – усомнился Флеминг. – Он сам может заставить кого угодно… сделать что угодно.
– Не знаю. Посмотрим. Проведем переговоры, заключим соглашение о совместном… пользовании. В конце концов, кто раскопал всю эту историю? Попытаемся воззвать к его совести, наконец!
– А вы бы на его месте… – начал было Флеминг и выразительно замолчал.
– Не знаю, – искренне ответил господин Романо. – Вряд ли. Но ведь ничего другого нам не остается? Тот тип… вчера, в лесу – здоровенный, как Кинг-Конг, а Хабермайер тоже не маленький. Кроме того, говорил он по-французски с акцентом – значит, не француз. Команды отдавал резко… а у немцев милитаризм в крови.
– Все это косвенные улики, – заметил Флеминг.
– Ты против?
– Не против, – ответил Флеминг. – Отчего не попробовать… перед тем, как вы, Джузеппе, удалитесь сочинять мемуары, – прибавил он, протягивая руку к телефону.
Господин Романо только хмыкнул.
Хабермайер появился с последним, одиннадцатым ударом часов на городской площади. Он учтиво поклонился и спросил:
– Надеюсь, я не заставил вас ждать?
«Твердый орешек, – подумал Флеминг, рассматривая рослого немца. – Такого не расколешь…
Ханс-Ульрих, по своему обыкновению, был в черном. Вместо белого фрака для приемов, в котором господин Романо и Флеминг видели его в последний раз, на нем были черные джинсы, черный тонкий кашемировый свитер и черная кожаная куртка. Только тяжелый шелковый шарф, небрежно обернутый несколько раз вокруг шеи, был серым.
Флеминг при виде Хабермайера испытал двойственное чувство – маг нравился ему и в то же время не нравился. Сомнительная профессия, несколько театральная внешность, подчеркнутая вежливость и выправка, почти военная.
«Наверное, бегает по утрам, – думал Флеминг. – И пьет томатный сок… без водки. Но лицо открытое, честное, доброжелательное… если это только не культивированный имидж на потребу публики. И женщины летят, как мухи на мед… наверное».
Господин Романо предложил гостю сесть, и Хабермайер уселся в кресло – то самое, в котором вчера сидел подсудимый Клермон. Выжидательно посмотрел на господина Романо. Перевел взгляд на Флеминга.
– Уважаемый Ханс-Ульрих, – начал господин Романо, – я предлагаю отбросить дипломатию и поговорить начистоту.
Хабермайер кивнул в знак согласия.
– Я думаю, – продолжал господин Романо, – что у нас есть ряд вопросов, которые мы хотели бы задать друг другу. Мы готовы ответить на любой ваш вопрос, Ханс-Ульрих. И рассчитываем на готовность к сотрудничеству также с вашей стороны. – Он значительно помолчал. – Мой первый вопрос, – произнес господин Романо через долгую минуту, во время которой он сверлил Хабермайера подозрительным взглядом. – Как вы оказались в этом городе? Насколько мне известно, вы все больше по столицам… гастролируете. Что заставило вас приехать именно сюда?
Хабермайер с улыбкой смотрел на господина Романо и не спешил отвечать.
– Это длинная история, – сказал он наконец. – Вам, наверное, известно, Джузеппе, что около двух лет назад скончался мой старый учитель Бальбуро, замечательный человек и первоклассный специалист… в нашей области. Он был не только моим учителем. Он был моим крестным отцом, если можно так выразиться. Вы были с ним знакомы, Джузеппе, не правда ли? От вас он узнал о…
– Вы следили за нами? – спросил Флеминг.
– Да, – ответил Хабермайер немного сконфуженно. – И последовал за вами… сюда. Бальбуро взял с меня слово, что я попытаюсь разыскать эту вещь. Я, должен заметить, сначала отнесся к его рассказу довольно скептически. Но чем больше я думал, чем больше копался в источниках, тем больше приходил к выводу… Нет, не так! Тем больше я привыкал к мысли, что вещь эта – Бальбуро называл ее «
– Постойте, Хабермайер, – перебил немца господин Романо. – Вы последовали за нами сюда… зачем? Что вы собирались делать дальше? Ходить за нами по пятам? Подглядывать за нами днем и ночью? Вырвать добычу из наших рук?
– Если честно, – сказал Хабермайер, – я и сам не знаю, что собирался делать. Четкого плана у меня не было. Я думал поискать тайник в старом доме, если он еще сохранился. Или… где обычно прячут ценные вещи? В фамильном склепе. Посмотреть в музеях. Ведь вещь эта ничем не примечательна. Может, думал я, она валяется среди всякого хлама в запасниках городского музея, и никто даже не догадывается, что это такое. Вы спросили, Джузеппе, не собирался ли я вырвать добычу у вас из рук… – Он усмехнулся и пожал плечами. – Хороший вопрос!
«Это он! – вдруг подумал Флеминг. – Больше некому!»
– Если вы позволите, я тоже хотел бы спросить, – повторил Хабермайер. – Эта семья, Якушкины, действительно ваши родственники?
Господин Романо взглянул на ухмыляющегося Флеминга.
– Нет. Если честно, не родственники. – Признание далось ему с трудом. – Я объявил себя их родственником для того, чтобы… как бы вам это сказать… чтобы избежать лишних вопросов. Я не хотел объяснять, что купил архив одного известного дипломата на аукционе, что нашел среди бумаг дневник его жены Софи Якушкиной. Бумаги этого человека меня очень интересовали, я собирался привести их в порядок, возможно, издать в силу цеховой солидарности, но взял в руки дневник этой удивительной женщины, Софи, урожденной Якушкиной, последней из старого рода… и все забыл. Она уехала отсюда совсем молоденькой девушкой в семнадцатом году, мечтала вернуться, посмотреть на старый дом, который прекрасно помнила, но не получилось. Софи объездила с мужем весь мир, долго жила в Латинской Америке, Индии, даже Африке. Последние тридцать лет после смерти мужа она оставалась в Риме и умерла недавно в возрасте ста трех лет. Согласно завещанию, имущество было выставлено на аукцион, вырученные деньги переданы в некую благотворительную организацию. Я не претендую на наследство, Ханс-Ульрих, да и какое наследство! Исключительно чтобы не объяснять все это…
– …и не возбуждать досужее любопытство, – вставил Хабермайер. – Понимаю. Вы назвались последним из рода Якушкиных, иначе было бы трудно объяснить, зачем вы явились сюда, не так ли? – Он, улыбаясь, смотрел на господина Романо. Тот слегка порозовел под насмешливым взглядом немца.
– Что вы хотите услышать от меня, Хабермайер? – спросил он резче, чем хотел. – Что я раскаиваюсь в своем вранье? Что мне следовало раструбить на весь мир, что где-то здесь спрятана вещь, которая, возможно, перевернет наши представления о мироустройстве? А вы сами, вы-то зачем здесь?
– Я не осуждаю вас, Джузеппе, – сказал Хабермайер. – Упаси бог! Вы правы. И я здесь по той же причине. В отличие от вас, я не читал дневников Софи Якушкиной и не знаю, что она там пишет.
– Да, собственно, немного, – ответил господин Романо, остывая. – Софи упоминает о странном человеке, который однажды появился неизвестно откуда, называя его «индусом». Это было чем-то вроде семейной легенды. Сохранился старинный портрет этого человека с девушкой… Кстати, можете взглянуть – он хранится в городском музее. Вы там, кажется, уже побывали. После вашего визита у них пропал экспонат – курительная трубка.
– Я верну, – поспешно сказал Хабермайер, смутившись.
– Уж пожалуйста, я проверю, – мстительно пообещал господин Романо. – Да… Софи пишет в дневнике о тайнике дядюшки, который они разыскали. Она пишет об этом… удивительно! Я так и представляю себе прекрасный летний день, стайку молодых людей, шутки, смех, купание в реке, первую любовь… И старого дядюшку с трубкой в зубах, этакого старосветского помещика и резонера, добродушно назидающего молодежь. Его рассказы о старине, намеки на некую страшную семейную тайну… И уродливый портрет «индуса», над которым все дружно потешались. Он рассказывал об их предке, масоне и колдуне, чья молодая жена утопилась в Магистерском озере. Мы были там – от озера почти ничего не осталось – так, лужа, заросшая кувшинками, а, по словам дядюшки, когда-то это было громадное страшное озеро, где от несчастной любви топились местные барышни. Софи пишет, что, слушая дядюшкины рассказы, они давились от хохота. Иногда, не выдержав, выскакивали из-за стола и убегали в сад, чтобы там нахохотаться всласть. Мы были и там – от дома остались одни руины… печальное зрелище. А сада давно нет. К сожалению, все проходит… Вы ведь тоже там были, Хабермайер?
Хабермайер кивнул молча.
– Софи упоминает о некой вещи из рассказов дядюшки. Якобы он говорил, что эта вещь принадлежала «индусу», а «индус» был колдун и творил чудеса. Он воскрешал мертвых, умел летать, исчезал на глазах у изумленной публики и вызывал грозу. Даже превращался в собаку или волка. Что с ним произошло, неизвестно. Возможно, просто исчез, а вещь досталась на память масону Льву Ивановичу Якушкину. После чего пошла слава о его колдовской силе, а жена, не выдержав пересудов, бросилась в Магистерское озеро. Говорили даже, что он сам топил ее в озере неоднократно, а потом оживлял, ставя свои дьявольские опыты…
Молодые люди обнаружили дядюшкин тайник и были страшно разочарованы, найдя там всего-навсего мешочек нюхательного табака, старую монетку, серебрянный крестик и небольшую пирамиду черного камня вроде агата, тусклую, с оббитыми краями.
Вот и вся история, Хабермайер. То есть, можно сказать, начало истории.
Господин Романо откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя на Хабермайера. Тот шевельнулся и кашлянул.
– И… что было дальше? – спросил он осторожно, словно боясь спугнуть господина Романо.
– Вы никогда не задумывались, Хабермайер, почему пирамида является формой, наиболее частой в ритуальных строениях и предметах культа? О том, что в пирамиде ощущается некая тайна? Почему древние народы строили пирамиды, а не прямоугольники, допустим? Почему пирамиде всегда приписывались магические свойства? Почему считается, что она взаимодействует с космическими энергетическими потоками? Почему в полых каменных пирамидах не работают некоторые физические законы… что-то там связанное с электромагнитными волнами – я не специалист. А у человека, помещенного внутрь, повышается кровяное давление? Вы, Хабермайер, называете себя магом – я уверен, вы знаете о магии многое. Скажите мне, почему среди древних магических артефактов непременно присутствует черная пирамида?
– Не только, – ответил Хабермайер. – Есть и другие атрибуты. Но вы правы, Джузеппе… пирамида присутствует.
– А изображения треугольника были найдены на клинописных табличках шумеров, хеттов, аккадов, и анализы показали наличие красителя черного цвета в этом иероглифе. Треугольник был черным! Расшифровка древних источников – дело непростое, и никто не может поручиться за абсолютную точность перевода. Черный треугольник и черная пирамида вполне могут оказаться одним и тем же понятием или предметом.
У разных народов черный треугольник называется по-разному. Это – «
К вашему сведению, Хабермайер, Отец Неба Ану – наиболее почитаемое в Месопотамии божество – изображался в виде черного треугольника. Или пирамиды. По некоторым источникам, Гильгамеш, великий маг Месопотамии, считался сыном Ану и иногда также изображался в виде черного треугольника. А «Эпос о Гильгамеше» считается одним из самых достоверных письменных источников в истории цивилизации.
Ану, умирая – как вам известно, их боги иногда умирали, – оставил герою символ своей мощи и власти над миром – «
Господин Романо помолчал значительно.
– Я не историк, Хабермайер, – начал он снова, видя, что Хабермайер не собирается отвечать, а только слушает молча. – Вернее, я не кабинетный схоласт, идущий проторенными дорогами и ломающий копья насчет того, было ли копье у Александра Македонского длиннее на два сантиметра, чем «пишет уважаемый оппонент», или короче, извините за каламбур. Я практик и, смею думать, аналитик. А история – мое увлечение. А знаете, кто совершает открытия в любой науке? – господин Романо все-таки задал свой любимый вопрос, покосившись при этом на Флеминга.
– Дилетанты? – подыграл ему Хабермайер.
– Именно! Невежды! – торжественно ответил господин Романо, поднимая указательный палец. – Невежды не связаны догмами и устоявшимися мнениями по той причине, что они им просто неизвестны. Ну вот, это почти вся история, Хабермайер. То есть очень краткая версия. Когда я прочитал у Софи о тайной вещи, индусе-колдуне, о «черной пирамиде с оббитыми краями» из алебастровой шкатулки… Что за пирамида? Почему хранилась в тайнике? Да и сама личность Льва Якушкина… Ведь не скажут ни с того ни с сего о человеке, что он оживляет мертвых, летает, перемещается в пространстве и вызывает молнию, правда? То есть повторяет все то, что умели делать древние маги. Значит, было что-то…
Черная пирамида тысячелетиями путешествовала по свету, переходя из рук в руки. И знаете, Хабермайер, путь ее нетрудно проследить – он отмечался необычными событиями и чудесами, порождая легенды. Я когда-нибудь расскажу вам подробнее о своих изысканиях. Я допускаю, что она вполне могла затеряться где-нибудь здесь… Уж очень много совпадений. И я подумал, а почему бы и не попробовать? Мы ведь ничего не теряем…
Хабермайер задумчиво смотрел в пол. Флеминг – в окно. Утомленный длинной речью господин Романо закрыл глаза, давая себе слово никогда больше не пить водку в таком количестве. Или вообще бросить и перейти на более благородные напитки. Даже сегодня он чувствовал тяжесть в затылке и вялость в членах. Права Аррьета… тысячу раз права. Пора, видимо, угомониться. Как это говорится в пословице из книжки Флеминга? «И черт на старости лет идет в монахи». Отлично сказано! Пришло время и ему, Джузеппе Романо, идти в монахи. Ни сигар, ни кофе, ни джунглей, ни мумий – все! Одни мемуары, черт бы их подрал! Финита ля комедиа. Если бы немец показал черную пирамиду, хотя бы одним глазком взглянуть! В конце концов, он, Джузеппе, раскопал всю эту историю, имеет право…
Молчание затягивалось. Никто не произносил ни слова и, кажется, даже не собирался. Господин Романо открыл глаза и с некоторым недоумением взглянул на Хабермайера. Тот ответил ему честным и открытым взглядом. И… продолжал молчать.
Флеминг кашлянул.
– Вчера ночью, Ханс-Ульрих, – вступил он со своей партией, – мы нашли тайник в доме Якушкиных. Мы нашли алебастровую шкатулку, которая пролежала там больше ста лет. Думаю, это была та самая, о которой упоминала в своем дневнике Софи. Зеленовато-белая, полупрозрачная, очень старая…
Хабермайер даже привстал с кресла, изменяя своей обычной невозмутимости, впившись взглядом в англичанина.
– Но она пропала, – продолжал Флеминг, не сводя испытующего взгляда с Хабермайера.
– Как – пропала? – с недоумением спросил Хабермайер. – Что значит – пропала?
– Даже признаваться неудобно, – вздохнул Флеминг. – Некто в черной маске, с большим пистолетом, появившись ниоткуда, буквально вырвал шкатулку у нас из рук. И, самое обидное, мы даже не успели ее открыть!
– Не может быть… – пробормотал Хабермайер, опасаясь, что его разыгрывают.
– Представьте себе! Все напоминало плохую пьесу или дурной сон и произошло очень быстро. Человек забрал нашу находку и исчез, пожелав нам счастливого Хеллоуина. Такой шутник, знаете ли. И мы подумали, Ханс-Ульрих, что вы бы могли помочь…
– Но как? – удивился Хабермайер.
– Ответив честно на один-единственный вопрос… – Флеминг сделал паузу, по-прежнему не сводя испытующего взгляда с Хабермайера. – Это случайно были не вы?
– Я? – изумился Хабермайер. – Я? Что за странное предположение!
– Правда? – Флеминг продолжал сверлить Хабермайера проницательным взглядом.
– Клянусь! – воскликнул маг, прижимая руки к груди. – Честное слово!
– Спасибо, – сказал Флеминг разочарованно. – Очень жаль. Значит, это был Галерейный Призрак. Больше некому.
– Галерейный Призрак? – повторил окончательно сбитый с толку Хабермайер. – А при чем тут Галерейный Призрак?
– С некоторых пор существо под названием Галерейный Призрак преследует господина Романо и всячески отравляет ему жизнь.
– Почему я должен вам верить? – спросил вдруг Хабермайер, подозрительно глядя на Флеминга, затем переводя взгляд на господина Романо.
– Почему вы должны нам не верить? – искренне удивился Флеминг. – Мы вас, кажется, никогда не…
– А эта девушка? – перебил его Хабермайер. – Наташа?
– Ах, это… – протянул Флеминг, как бы слегка смущаясь. – Это была… шутка!
– Зачем? Чтобы я не путался у вас под ногами? Не бегал за вами, не подглядывал? Да? Вы подозревали меня в дурных намерениях?
– А ваши намерения на самом деле были чисты как стеклышко! – с сарказмом заметил Флеминг. – И если бы вы нашли шкатулку первым, то тут же бросились к нам и радостно сообщили об этом? Или все-таки улизнули бы втихаря из города, даже не попрощавшись? Мы вернем вам деньги, не беспокойтесь…
– Какие деньги? – спросил живо заинтересованный господин Романо.
– Гайко продал информацию о… Наташе за двести долларов. Ну, якобы она родственница Якушкиных. А это, по-вашему, честно – подкупать служащих с целью выманить у них информацию? – перешел в наступление Флеминг. – Знаете, что говорит об этом Уголовный кодекс?
– Он сам предложил, – ответил пристыженный Хабермайер. – А насчет Уголовного кодекса я бы на вашем месте вообще молчал.
– Мальчики, не ссорьтесь, – господин Романо поднял руки, словно подводил черту. – Давайте лучше подумаем, что делать дальше? Кстати, Грэдди, Аррьета считает тебя законченным интриганом. Мне иногда кажется, что она не так уж далека от истины.
– Аррьета… – пробормотал Флеминг. – Она много чего считает.
– А почему вы думаете, что это Галерейный Призрак? – спросил вдруг Хабермайер. – Я читал что-то в газетах… серия дерзких ограблений. Кажется, какой-то географический атлас, в Лондоне. Но… здесь?
– Не атлас, а первая карта Персидского залива, подлинник, – сказал как бы даже с оттенком восхищения господин Романо. – Мы… Флеминг и я, установили экспериментальным путем… не буду утомлять вас деталями, что это существо идет по моему следу. Оно грабит моих друзей, крадет картины, которые я собирался купить, а также другие предметы, так или иначе связанные со мной.
– Зачем? – недоверчиво спросил Хабермайер. – Оно что, мстит вам?
– Понятия не имею, – ответил господин Романо. – Не могу себе представить, что обидел кого-нибудь до такой степени.
– И вы никогда не получали письма или записки, где объяснялось бы… Хоть что-нибудь объяснялось бы?
– Не получал. Никогда и ничего.
– Невероятно, – сказал потрясенный Хабермайер. – А что полиция?
– А что полиция? Они ищут, но безрезультатно. Галерейный Призрак не оставляет следов.
– Но если он здесь и шкатулка у него в руках, то что, по-вашему, мы можем сделать? – спросил Хабермайер.
– Найти его и спросить… попросить… – господин Романо даже замолчал от волнения.
– Взять за… руку, – сказал Флеминг, – посмотреть в глаза и спросить, зачем он это делает. Вообще, посмотреть на него. Я умираю от любопытства.
– Я думаю, он постарается убраться из города как можно скорее, – сказал Хабермайер. – Нужно проверить аэропорт.
– И гостиницы, – добавил Флеминг.
– И начать с нашей, – сказал господин Романо. – Причем действовать нужно быстро и решительно. Предлагаю обсудить план действий. После чего вы пойдете и возьмете его! Я верю в вас, мальчики. Придвигайтесь поближе к столу. Флеминг, будешь делать заметки. Хабермайер, напрягите ваши сверхъестественные способности. За работу!
– Как вы себе это представляете, Джузеппе? – спросил Флеминг. – Я думал, вы шутите.
– А что, по-вашему, мы должны позволить ему… – начал господин Романо, и вдруг…